Из истории Соколиной охоты на Руси и в древней (а также не очень) России.

Рассказка 1. Времена домонгольские. Век XI, век XII… и немножко XIII.

Краткое (надеюсь) предисловие
зануды-историка.

Дорогой читатель! Если Вы заглянули на эту страничку нашего портала, значит, Вы, скорее всего, не новичок — в русской истории ли, в охоте ли с ловчей птицей. Поэтому Вы можете сразу же задать вопрос: почему рассказы по истории русской соколиной охоты начинаются с XI века? Почему не с самого начала, которое все относят к эпохе Вещего Олега, то есть на 100 лет раньше? А я задам Вам встречный вопрос — а откуда Вы знаете, что в именно в X веке и именно Вещий Олег принёс на Русь соколиную охоту, переняв её, по мнению одних исследователей, от хазар, по мнению других — от варягов? Скорее всего, Вы прочитали об этом на каком-либо сайте или в какой-либо хорошей книге — например: Флинт В.Е., Сорокин А.Г. Сокол на перчатке. М., 1999 . Или, скажем: Н.И.Кутепов. Царская охота с X по XVII век. М., 2006. Этот замечательный дореволюционный автор даже сообщает точное местонахождение Олегова соколиного двора — «в Соколье в Киеве, под горой, против церкви Рождества Христова» (С. 109). Но вот откуда он сам об этом узнал, автор, к сожалению, не сообщает. То есть, как говорят историки, не приводит ссылку на источник, и верим мы ему в этом вопросе только потому, что он исследователь авторитетный и добросовестный. А если бы не так, то… боюсь, мы бы с Вами имели полное право засомневаться — а уж не вычитал ли наш автор эти сведения ещё в какой-нибудь книге, может быть, и не слишком серьёзной, или, того интереснее, попросту всё выдумал? Нет, Кутепова ни в чём таком ужасном я не хочу подозревать, просто не понимаю, «откуду есть пошла», как говаривал древнерусский летописец, эта версия с Олеговым соколиным двором ? Ни в одной древнейшей русской летописи таких сведений нет — ни в Повести временных лет, ни в Новгородских летописях, ни даже в т.н. «Татищевских известиях» (что это такое, рассказывать не буду; можно посмотреть в интернете). Может быть, ответ следует искать в киевской топонимике и старинных преданиях? Что ж, передаваемые от поколения к поколению рассказы — дело хорошее, достойное всяческого уважения и поощрения, но, к сожалению, нередки случаи, когда подобная «народная память» шутит с нами развесёлые шутки, особенно когда речь идёт о событиях тысячелетней давности. Поэтому проявлю осторожность: не буду спорить, но и писать здесь про Олега, как про зачинателя древнерусской охоты с хищной птицей, не стану. Начну сразу с того периода, про который точно известно, что соколиная охота на Руси БЫЛА, поскольку это зафиксировано в письменных источниках — то есть с XI века.
А к Вам, дорогие любители соколиной охоты и русской истории, колоссальная просьба:
Если Вы знаете что-либо о соколином дворе Олега в Киеве в Соколье — пожалуйста, сообщите на наш сайт! Откуда пошло это утверждение, ныне повторяемое всеми авторами? Будем Вам чрезвычайно признательны!
И ещё один вопрос. А что, если соколиная охота появилась на Руси не при Олеге, а чуть позже? Что в этом плохого или страшного ? — по-моему, абсолютно ничего. «Обогнать» здесь древних хеттов (XIII в. до н.э.) мы всё равно не сможем, да и надо ли ? Древняя Европа охотилась с ястребами уже в VI столетии, ну и ради Бога! Состязаться с кем-либо в данном вопросе — занятие совершенно бессмысленное, тем более, что наши сверхдалёкие предки, напротив, вполне могли охотиться с ловчими птицами задолго до Олега. И это тоже недоказуемо, поскольку письменно зафиксированных свидетельств у нас нет.
Впрочем, и для XI-го, и для XII-го, и для дальнейших столетий сведений по древнерусской соколиной охоты до обидного мало. Собственно, для указанных двух веков письменных свидетельств всего пять : два разных варианта одного и того же параграфа юридического документа — т.н. «Русской Правды»; одна строчка знаменитого «Поучения» Владимира Мономаха; два летописных сообщения. И ещё — «Слово о полку Игореве». Есть некоторые упоминания и в былинах так называемого «Киевского цикла» — источнике очень специфическом, работать с которым надо сверхаккуратно — как, впрочем, и с любым источником любой эпохи, включая нашу с Вами — современную.
Вот так и создаётся впечатление, что изучать древнейший период русской соколиной охоты — занятие неблагодарное и бесперспективное. Потому и проносятся через первые несколько сотен лет, со свистом пролетают мимо, вперёд, к XVII веку, все исследователи русской охоты с ловчей птицей; потому, когда заходит о ней речь, мы сразу же представляем себе сокольников царя Алексея Михайловича — в красных терликах, с белыми кречетами на рукавицах, — совершенно позабыв о соколиных охотниках более ранних времён.
Так какими они всё же были, эти древнерусские сокольники, как охотились, с кем и на кого? В нашем распоряжении всего пять письменных свидетельств — но, может быть, не всего пять, а целых пять, да плюс ещё великое «Слово о полку Игореве» и, с некоторыми оговорками, древнерусские былины? Пожелаем же сами себе «ни пуха, ни пера» и — назад, в XI и XII вв.

1. О знаменитом охотнике Владимире Мономахе и о том, что даже преступление может иной раз сослужить потомкам добрую службу.
Как-то раз в XI веке на Руси случилось пренеприятное происшествие. Некто, не обременённый моральными устоями и элементарным воспитанием, совершил кражу, утянув из чужой ловушки для птиц — перевеса — хищную птицу. Для чего она ему понадобилась, речь впереди, а как он ухитрился это сделать, принимая во внимание, что охота с перевесом предполагает присутствие его, перевеса, хозяина, — о том История умалчивает. Не исключено, что воришка подрезал в сетке веревку, и это каким-то образом поспособствовало исполнению его коварного замысла. Есть и такая версия, что в те времена устройство перевеса несколько отличалось от более позднего, и он срабатывал автоматически (об этом пишет Н.И.Кутепов; см. также, например, Мальм В.А. Очерки по истории русской деревни X-XIII вв. М., 1956. Книга выложена в интернете).
Как бы то ни было, птицу наш антигерой украл, но на этом воровское счастье его покинуло. Негодника поймали и заставили заплатить пострадавшей стороне 1 гривну за верёвку и 1 гривну за птицу (судьба которой неизвестна; не исключено, что, пока злоумышленника тащили на княжеский суд, она попросту улетела). Ещё 6 гривен — 3 за верёвку и 3 за птицу — незадачливому вору пришлось выплатить в пользу судившего его князя. Так что птица — то ли ястреб, то ли сокол — влетела преступнику в копеечку (точнее, «в ногатенку»: копеек тогда ещё не было). Случай этот оказался зафиксирован в величайшем древнерусском законодательном документе — «Русской Правде», впервые составленном даже ещё раньше описываемого события — при князе Ярославе Мудром (годы жизни ок. 978 -1054) — и действовавшем с соответствующими изменениями на протяжении следующих нескольких сотен лет.

Илл. 1. Бюст Ярослава Мудрого. Фото 1

Неизвестно, был ли во времена Ярослава в законодательстве пункт о краже ловчих птиц, т.к. тот древнейший вариант документа (редакция), до наших дней не дошёл. Но уже при сыновьях мудрого князя «Русская Правда» содержала такую статью: «А оже украдуть чюжь пес, любо ястреб, любо сокол, то за обиду 3 гривны».

Илл. 2. Чтение Русской правды. Фото 2

О перевесе в том варианте ничего не говорилось, а сумма штрафа в 3 гривны была почти универсальной — её взимали и за кражу коня, и за испорченную княжескую борть, и за «умученного» без «княжа слова» чужого смерда, и за отрубленный в драке мечом палец… Всяческих безобразий, как видите, и в ту эпоху хватало!

Илл. 3. Клад из ГИМа. Фото 3

В момент знаменательной кражи страной правил родной внук Ярослава, князь Владимир Всеволодович Мономах, чьё имя, бесспорно, занимает одно из важнейших мест в истории русской соколиной охоты (и в русской истории вообще). К охоте — «ловам», как тогда говорили — Владимир Всеволодович относился очень серьёзно, называя её «труд свой» (в отличие от царя Алексея Михайловича, именовавшего охоту «потехой»). Надо думать, такое отношение было свойственно тогдашнему княжескому менталитету. Не случайно в своём знаменитом «Поучении детям» (имеются в виду, конечно, его собственные дети) Мономах отвёл охоте почётнейшее место: включил её в перечень тех своих важнейших занятий-обязанностей, которые следовало начинать с молитвы, причём поставил её сразу после судебной деятельности и перед сбором дани.
Как всякий настоящий охотник, Владимир Всеволодович любил вспоминать различные происшедшие с ним необычные случаи и в назидание потомкам описал несколько эпизодов своей охотничьей эпопеи. Думаю, можно смело считать князя Владимира автором первого в русской истории письменно зафиксированного охотничьего рассказа. Судите сами:

Древнерусский текст	Перевод на современный русский  язык Д.С. Лихачёва
А се тружахъся ловы дѣя     Тура мя 2 метала на розѣх и с конемъ,   олень мя одинъ болъ, а 2 лоси, одинъ ногами топталъ, а другый рогома болъ. Вепрь ми на бедрѣ мечь оттялъ, медвѣдь ми у колѣна подъклада укусилъ, лютый звѣрь скочилъ ко мнѣ на бедры и конь со мною поверже. И Богъ неврежена мя съблюде.	А вот как я трудился, охотясь     Два тура метали меня рогами вместе с конём ; олень меня один бодал; а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь  у меня на бедре  меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил; лютый зверь вскочил ко мне на бёдра и коня  со мною опрокину.               И Бог сохранил меня  невредимым».

Как видите, эта страшная охотничья байка написана стихами. Правда, у меня лично складывается впечатление, что князь описывает в них не столько свою охоту на всех перечисленных животных, сколько охоту этих животных на него…

Илл. 4:  Акварель В.М. Васнецова «Отдых Великого князя…».

Закончив описания всех травм и увечий, нанесённых ему злыми дикими зверями, Мономах продолжает повествование:
«…всё сам делал… И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах, и о ястребах заботился». Глагол «заботился» переводчик Д.С.Лихачёв прибавил уже от себя, на древнерусском этот фрагмент звучит так : «И в ловчих ловчий наряд сам есмь держал, и в конюсех, и о соколех, и о ястрябех». Поэтому трудно сказать, действительно ли князь лично вынашивал, кормил, лечил своих пернатых товарищей по охоте или просто строго следил за тем, чтобы на соколятне всё шло как надо. Скорее, второе. Об этом говорит последующая, весьма красноречивая, фраза: «Так же (т.е. как и в случае с птицами) и бедного смерда, и убогую вдовицу не давал в обиду сильным, и за церковным порядком и за службой сам наблюдал».
Весьма показательное сравнение, согласитесь: с одной стороны, смерд и вдовица, которых всякий обидеть может, а с другой — ловчие птицы (а также лошади: «в конюсех»), столь же, выходит, беззащитные перед стоящим над ними и обслуживающим их персоналом. Далеко, видимо, было слугам Владимира Мономаха до вышколенных сокольников того же Алексея Михайловича… Совершенно иным было их социальное положение, иными отношениями были они связаны со своим князем…
Но, на счастье птиц, лошадей, вдовиц и бедных смердов, на самом верху социальной лестницы стоял князь, который, по мысли Владимира Всеволодовича, должен всегда бдительно следить, чтобы слабейшим из его подданных не было никакой обиды. В этом — княжеская заслуга, доблесть, если хотите. Сравнение же «церковного порядка и службы» с охотничьим порядком и — простите, но получается так — самими «ловами», т.е. охотой, да не посчитаем мы, сегодняшние, кощунством. Мономах был глубоко верующим человеком, в этом убеждаешься, прочитав то же самое «Поучение», но вот отношение ко многим вещам тогда было иным, чем, скажем, в эпоху Ивана Грозного, духовник которого Сильвестр, автор знаменитой книги «Домострой», вообще помянул охоту, как проявление неправедной жизни: «А кто живёт не по-божески,… и отца духовного не слушает… (далее перечисляются очень нехорошие поступки – воровство, клевета, всякие извращения, колдовство… А напоследок): …на охоту ходит с собаками и птицами … — прямиком все вместе в ад попадут…!!!» Что тут скажешь? Разные эпохи — разные представления обо всём. Но, положа руку на сердце, позиция уважительного отношения князя Владимира к своим подданным, людям и животным, намного симпатичнее и ближе нам, сегодняшним…
ххх
Ну, и что же испытал сокольник-князь, когда, помолившись, по своему обыкновению («Господи, прибавь мне год к году, чтобы впредь … исправил жизнь свою!»), начал «люди оправливати» (т.е. судить ) и увидел перед собой сокольника-воришку ? Неизвестно. Может быть, ощутил праведный гнев и негодование, а может быть, поняв, что искушение было слишком велико, сочувственно улыбнулся и подивился возможности кражи ценной птицы из перевеса. В любом случае, в уже существовавшем к тому времени законодательстве, установленном в своё время дедом нашего князя и позже исправленном его отцом и дядьями, за подобную кражу, как мы помним, взимались 3 гривны. Случай с перевесом был, однако, особым, может быть, даже первым в истории русской соколиной охоты (откуда я это знаю? Да оттуда, что впоследствии он, этот случай, вошёл в «Русскую Правду» как прецедент!) И князь наказал преступника серьёзнее, чем предполагал прежний закон, не забыв при этом и себя, любимого (см. начало статьи). А после, как сказано в т.н. Пространной редакции «Русской Правды», «созвал дружину свою», т.е., в данном случае, тысяцких Киева, Белгорода и Переяслава (в компетенции этих должностных лиц находились, в том числе, некоторые вопросы судопроизводства), а также неких «Нажира, Мирослава, Иванка Чудиновича». Съезд выработал «Устав Володимерь Всеволодича», где статья о краже ловчей птицы звучала, вероятно, уже в соответствии с принятым ранее приговором:

Древнерусский текст	Перевод на современный язык
О перевѣсѣхъ. Аже кто подотнеть вервь в перевѣсѣ, то 3 гривны продажи, а господину за вервь гривна кунъ.	О сетях для ловли птиц. Если кто подрежет веревку в сети для ловли птиц, то 3 гривны штрафа князю, а владельцу за веревку гривна кун.
Аже кто украдеть въ чьемь перевѣсѣ ястрябъ или соколъ, то продажѣ 3 гривны, а господину гривна…	Если кто украдет в чьей-нибудь сети для ловли птиц ястреба или сокола, то штрафа князю — 3 гривны, а владельцу — гривна

Так что мы с Вами, дорогой читатель, должны низко поклониться тому замечательному человеку, что 1 000 лет назад совершил знаменательную кражу: благодаря его скверному поступку мы получили не просто интереснейшее письменное свидетельство существования соколиной охоты на Руси, но и возможность узнать об этой охоте нечто весьма конкретное.
2. О том, кто и с кем охотился в старину на Руси
Итак, что нам даёт приведённый фрагмент «Русской Правды»?
Ну, во-первых, примем во внимание, что в обсуждении «Устава Владимира Всеволодовича» принимали участие представители трёх южнорусских городов — Киева, Белгорода, Переяслава. Предшествующий вариант законодательства, где есть пункт о краже «чюжь песъ, любо ястребъ, любо соколъ», был принят отцом и дядьями Владимира, правившими, соответственно, в Киеве, Турове, Переяславле, Чернигове, а также Новгороде. Так что можно смело считать, что в конце XI —начале XII вв. соколиная охота была хорошо известна как в южных, так и в северных пределах Руси.

Илл. 5. Гривны  из ГИМа . Фото 5

Во-вторых, можно сразу же сделать вывод, что соколиная охота вовсе не являлась княжеской привилегией: как хотите, но никак не могу себе представить Ярослава Мудрого или Мстислава Удалого, обшаривающих под покровом ночи чужие перевесы. Думаю, этим не занимался даже Святополк Окаянный! Продолжение следует…
Из более позднего источника известно, что, например, среди жителей древнего Пскова немало было тех, кто «птицами вержеть на птицу» (так неодобрительно отозвался о них спустя ещё 300 лет митрополит Фотий). То есть любой, самый обычный человек в принципе вполне мог выносить не только ястреба, но и мечту любого сокольника — сокола-сапсана (если у него были на то соответствующие возможности).
Мнение о том, что древнерусский сокол — это непременно сапсан, сформировалось, вероятно, в соответствии с нынешней терминологией, а также методом исключения: в отличие от западноевропейских сокольников того времени, писавших «охота с кречетом и другими соколами» (в книге «De atre venandi cum avibus»; к ней мы ещё неоднократно вернёмся), русичи говорили: «ни соколу, ни кречету» («Слово о полку Игореве»), или же : «соколы и кречеты» (это уже из более поздней «Задонщины»). То есть не объединяли два разных вида хищных птиц более общим названием.

Илл.6.  Навершие из ГИМа. 

Что касается балобана, то это, бесспорно, самая загадочная ловчая птица древности. Нынешнее его название пришло в русский язык очень поздно, чуть ли не в XVIII в.; во всяком случае, царь Алексей Михайлович такого наименования ещё не знал. Для новгородцев XI в. балобан, вероятно, был мало актуален, так как гнездится немного южнее. А для тех же киевлян, например? И как именовали балобана во времена «Русской Правды»? Может быть, также называли соколом или, как более крупного, относили к кречету?
В-третьих, в Краткой, более древней, «Правде» наряду с ястребом и соколом упомянута собака, явно охотничья, за кражу которой также платили 3 гривны (в Пространной редакции «пёс» нигде не упоминается). Но об использовании или неиспользовании собак в древнерусской соколиной охоте надо сказать особо, что мы и сделаем — чуть позже.
В-четвёртых, ястребы и соколы в обеих редакциях «Русской Правды» перечислены именно в такой последовательности. А ведь для средневекового восприятия очерёдность чего или кого-либо имела большое значение. Первым всегда стоял тот, кто важнее, кто занимал в иерархии более высокое место. Это касается людей, но вполне применимо и к представителям животного царства. Пройдёт время, и любители птичьей охоты станут ценить сокола выше ястреба. Но во времена Владимира Мономаха, да и позднее, такого откровенного предпочтения, видимо, ещё не было. Мало того, ястреб в XI—XII вв. был не просто столь же ценен как охотничья птица (3 гривны платили как за него, так и за сокола!), но в чём-то даже превосходил своего «коллегу», был как бы его «старшим братом».
Ястребу-перепелятнику «Русская Правда» вообще не уделила никакого внимания. То ли не охотились русичи с птичкой-невеличкой, то ли просто считали её ястребиным челигом-недомерком. А, кстати, когда термин «челиг» вошёл в употребление? Называли ли так самца ловчей птицы уже в домонгольские времена? Другими словами, три гривны и ещё одну платили лишь за более крупную и добычливую самку или же, если термин «челиг» вошёл в сокольничий язык позже, половая принадлежность птицы при уплате штрафа не имела значения? А, может быть, охотились исключительно с самками? Конечно, ответы на подобные вопросы мы вряд ли когда-нибудь получим, но ставить их надо — просто для того, чтобы лучше представлять себе всю ситуацию в целом.
ххх
Большим любителем охоты с ястребом был внук Владимира Мономаха, Всеволод Мстиславич, более известный как Всеволод-Гавриил Новгородский-Псковский («Гавриил» — его крестильное имя, «Всеволод» — т.н. «княжóе», под которым он правил). Вспомним материал 6-го класса: Новгород стал феодальной республикой после того, как в 1136 г. свободолюбивые новгородцы «указали путь» из своего города некоему князю. Вот это как раз и был охотник-ястребятник Всеволод-Гавриил, которому тогда, в том числе, было предъявлено следующее обвинение: «…почто ястребов и собак собрал, а людей непсудяша и не управляша ?…».
Но, может быть, новгородцы просто поленились перечислить весь видовой состав птичьей охоты нерадивого Всеволода Мстиславича? Отнюдь. Когда спустя ещё столетие очередной князь не пришёлся горожанам по вкусу (а это был, между прочим, брат Александра Невского Ярослав), они, сами неплохие сокольники, отметили, что он «неправду чинил и многая ястреба и сокола держал». То есть указали оба вида охотничьих птиц. И снова поставили ястреба на первое место!
И это вполне объяснимо. Дадим слово современному историку соколиной охоты В.М. Фёдорову: «территории, где проходили охоты, были большей частью покрыты лесами, что делало ястреба наиболее подходящей птицей для охоты. Кроме того, и достать его было проще. Сокола появляются лишь тогда, когда создаются более удобные условия для охоты с этими пернатыми хищниками. Ястреб в соколиной охоте средневекового Новгорода, судя по всему, является основной ловчей птицей» (см.: В.М.Фёдоров. К истории соколиной охоты на Руси.). Добавим к тому же, что вряд ли простой человек выходил на соколиную охоту для того, чтобы полюбоваться красотой полёта, охотничьего азарта, противоборства хищной птицы и её потенциальной добычи, что более соответствует, конечно, охоте с сапсаном. Скорее всего, он имел в виду в первую очередь разнообразить свой стол. Вспомним известную сокольничью поговорку: «сокол — для души, ястреб — для желудка».
Что касается того, что именно новгородская охота с ловчей птицей проходила в лесу, где сапсана использовать затруднительно, если не невозможно, то ведь и вокруг древнего Киева, по компетентному сообщению древнего летописца, также «бяше … лес и бор велик», в котором горожане «бяху ловяща зверь», т.е. охотились. Так что можно предположить, что и в жизни древнерусских сокольников-южан охота с ястребом занимала важное место.
Охотником-ястребятником был южнорусский князь Игорь Святославович, главный герой «Слова о полку Игореве». Конечно, в знаменитом «Слове» ястреб не фигурирует, но ведь о неудачном походе Новгород-Северского князя существует ещё и летописный рассказ, а в нём есть одна чрезвычайно интересная подробность: оказывается, находясь в плену у половецкого хана Кончака, Игорь «…куда хотел, туда ездил и с ястребом охотился («ястрябом ловяшет», если по-древнерусски), а своих слуг пять или шесть также ездило с ним» (пер.О.В.Творогова).
К этому сообщению мы в дальнейшем ещё вернёмся. А Ипатьевскую летопись, куда попало такое беспрецедентное для летописца упоминание, можно почитать как на современном, так и на древнерусском языке, она выложена в интернете.
Порадуемся же за ястреба и за всех современных любителей охоты с этой замечательной птицей: в глубокой древности стремительные желтоглазые охотники ценились очень высоко! Так что думаю, мы недалеко уйдём от истины, если назовём ястреба Птицей древнерусской соколиной охоты.
А что же кречет — «звезда» соколиной охоты царя Алексея Михайловича? — В «Русской Правде» он вообще не упомянут, что вполне естественно: чтобы кречет оказался в перевесе, надо устанавливать перевес не в Киеве и даже не в Новгороде. Не упомянут он и в «Поучении» Владимира Мономаха, у которого в птичью охоту входили, как мы помним, птицы двух видов — соколы и ястребы (справедливости ради заметим, что на первое место Мономах всё-таки поставил сокола). Кречетов у него совершенно точно не было, иначе князь обязательно их упомянул бы. Не было кречетов и у Всеволода-Гавриила Новгородского. Не было — почему? Охотились ли с этими великолепными птицами на Руси в XI в.? Утверждать, что не охотились, конечно, было бы слишком смело, но такое положение дел вполне возможно. Местá кречетиного гнездования — берега Белого моря, Двина, не говоря уже о более восточных регионах — в XI —XII вв. русичами ещё не были хорошо освоены; добыть, выносить и содержать такую птицу для простого горожанина, обременённого бытом, своим ремеслом или торговлей, было бы довольно проблематично.
С другой стороны, тот же Ярослав Мудрый, хотя и не был, видимо, завзятым соколиным охотником, весьма активно контактировал с варягами, а их знаменитые норвежские кречеты немногим уступали нашим «беломорским». Так что, в любом случае, кречета древние русичи знали — хотя бы просто как птицу, и свидетельство тому — «Слово о полку Игореве» (написано ок. 1187 г.), где он упоминается. Упоминается … один (!) раз (этот пример приведён выше: «ни соколу, ни кречету»). Так что, если с ним и охотились, то не так уж часто. Надо было пройти ещё двум столетиям, чтобы эта величественная птица заняла подобающее ей место — по крайней мере, на страницах «Задонщины», принявшей «литературную эстафету» от «Слова о полку Игореве». Но этот хронологический период уже выходит за рамки нашего нынешнего рассказа.